— Может быть, так говорят на севере, — сказал Боромир, — но в Гондоре все знают, что Исилдур действительно некоторое время пробыл в крепости Минас Анор, чтобы передать Южное Королевство своему племяннику Менельдилу и дать ему совет. Тогда он и посадил последний росток Белого Дерева в память об убитом брате.
— И тогда же сделал надпись на свитке, — сказал Гэндальф. — Только в Гондоре, похоже, об этом не помнят. В свитке говорится о Кольце. Вот что написал Исилдур:
«Отныне Великое Кольцо будет наследным достоянием Северных Королей, но запись о нем пусть сберегается в Гондоре, где тоже живут наследники Элендила, дабы сохранилась память о великих событиях, когда время сотрет многое».
После этого Исилдур описывает Кольцо:
«Когда я взял его, оно было горячим, как уголь, и ожгло мне руку, и я думал, что боль от ожога не пройдет никогда. Сейчас, когда я пишу, оно остыло и уменьшилось на вид, но не потеряло ни красоты, ни формы. И были на нем знаки яркие, начертанные алым пламенем, и потускнели они, стали еле видны. Эти знаки — руны эльфов Эрегиона, ибо в Мордоре нет письма для столь тонкой работы, но язык неизвестен мне, полагаю, что это черная речь, ибо неблагозвучно и безобразно сие при чтении. Какое зло вещает надпись, я не знаю, но срисовываю ее здесь, пока не исчезла она совсем. Вероятно, Кольцу не хватает жара руки Саурона, которая была черна и при сем жгла, как огонь. И ею Гил-Гэлад был убит. Быть может, если накалить это золото в огне, вновь проступят письмена, но я не рискну причинить вред этой вещи, единственной прекрасной из всех творений Саурона. Она дорога мне, хотя слишком дорого я заплатил за нее».
Прочитав эти слова, я больше ничего не искал. Ибо надпись, как догадался Исилдур, была действительно на языке Мордора и слуг Черной Башни. И содержание ее известно. Когда Саурон выковал Единое и впервые надел его, эльф Келебримбор, создатель Трех, издали увидел его и услышал, как он произносил магические слова, так что тайные злые помыслы стали явными.
Я тут же покинул Денэтора, но не успел вернуться на север, как получил известие из Лориэна от заходившего туда Арагорна. Оказывается, он изловил существо, называвшееся Голлумом. Так что я поспешил на встречу с Арагорном, чтобы все услышать самому. В каких гибельных местах он был совершенно один и с какими опасностями встречался, страшно было подумать.
— Нечего о них рассказывать, — сказал Арагорн. — Тот, кто бродит в одиночку у Черных Врат или попадает в долину Моргул с мертвящими дурман-цветами, неизбежно встречает опасности. Сначала, не найдя Голлума, я тоже отчаялся и решил возвращаться домой, но вдруг мне повезло, и я увидел то, что искал: следы босых ног на глине возле грязной лужи. Они были свежие и вели не в Мордор, а из Мордора. Тот, кто их оставил, спешил. Я пошел за ним по краю Гиблых Болот и настиг его. Он торчал у гнилого болотца, вглядываясь в воду, хотя был уже темный вечер. Тут я схватил этого Голлума. Он весь был в зеленой тине. Боюсь, что он меня крепко невзлюбил, потому что стал кусаться, а я в ответ не нежничал, и след его зубов оказался единственным, чего мне удалось от него добиться. Самой трудной частью моего путешествия была дорога домой. Я следил за ним день и ночь, гнал перед собой на веревке, с кляпом во рту, и укрощал только тем, что временами не давал ни есть, ни пить. Так я его доставил, наконец, в Лихолесье и отдал под стражу эльфам, ибо об этом мы заранее договорились. Я был рад от него избавиться, ибо он еще жутко вонял. Надеюсь, больше я его не увижу. Только Гэндальф выдерживал долгие беседы с ним.
— Долгие и утомительные, — подтвердил Гэндальф. — Зато с пользой. Во-первых, рассказ Голлума о том, как он потерял Кольцо, совпал с тем, что Бильбо нам сегодня впервые выложил открыто. Хотя для меня было важно не это, об этом я уже догадывался; важно то, что Кольцо Голлума было выловлено из Великой Реки у Ирисной Долины. И еще я узнал, что он владел им очень долго. Он смертен и должен был давно умереть, но прожил во много раз дольше, чем отпускается таким маленьким существам. Кольцо продлило ему жизнь; но такой властью обладают лишь Великие Кольца. Если тебе мало этого доказательства, Гальдор, есть еще одна возможность проверить.
Вы все видели круглое и гладкое колечко, но знаки, которые срисовал Исилдур, еще можно прочитать, если его подержать в огне, — хотя не у всех хватит на это силы воли. Я проделал так, и вот что я прочитал:
«Эш назг дурбатулук, Эш назг гымбатул,
Эш назг тхракатулук, Агх бурзум-иши кримпатул».
Голос мага изменился. Он вдруг стал зловещим, мощным, грубым, как неотесанный камень, — и потемнело в зале, будто подернулось тенью яркое солнце… Все вздрогнули, эльфы заткнули уши.
— Никогда и никто не осмеливался произносить слова на этом языке в Имладрисе, Гэндальф Серый! — проговорил Элронд, когда тень прошла и все перевели дыхание.
— И, надеюсь, никто больше не осмелится, — ответил Гэндальф. — Однако прощения я у тебя не прошу, досточтимый Элронд, ибо если вы все не хотите, чтобы этот язык проник вскоре во все уголки западного мира, — пока не поздно, отбросьте сомнения и поверьте, что Кольцо невысокликов — именно То, которое Мудрые назвали Сокровищем Тайной Мощи Врага. В нем заложена большая часть его древней силы. В Черные Годы эльфы-кузнецы Эрегиона впервые услышали страшные слова и поняли, что их предали:
«Единое, чтоб всеми править,
Единое, чтоб все сыскать,
Единое, чтоб их собрать и в цепь сковать