Содружество кольца - Страница 128

128

Так они прошли миль пятнадцать по прямой, а ногами перемеряли, наверное, все двадцать или даже больше. По мере того как поднимался вверх коридор, у Фродо слегка поднималось настроение; но подавленность еще оставалась, и он по-прежнему изредка слышал — или думал, что слышит, — позади Отряда, не в такт с шагами друзей, осторожные шаги босых ног: звук, который не был эхом.

Друзья шли до тех пор, пока могли идти хоббиты. Потом стали думать, где бы остановиться на ночлег, — и вдруг стена коридора словно исчезла. По-видимому, они вошли в большое пустое помещение, не заметив входной арки. В спину им из коридора веяло теплом, а темнота впереди дохнула холодом. Они остановились и собрались вокруг мага.

Похоже, что Гэндальф был доволен.

— Значит, я правильно выбрал дорогу, — сказал он. — Наконец мы подходим к жилым пещерам, и если я не ошибаюсь, мы сейчас уже недалеко от Восточных Ворот и Ступеней Димрилла, только значительно выше их. Судя по тому, какой здесь воздух, зал должен быть велик. Попробую рискнуть и зажечь настоящий свет.

Он поднял Жезл, и на мгновение яркая вспышка, как молния, прогнала черные тени. Путники успели рассмотреть высокий потолок, опирающийся на мощные каменные колонны. Зал был огромен. Его черные полированные стены, отразившие вспышку, блестели, как стеклянные. Из зала было еще три выхода под темными арками: один прямо на восток (напротив того, которым они вошли), два других — на юг и север. Их едва успели разглядеть: Жезл погас.

— Это все, что я пока могу себе позволить, — сказал Гэндальф. — В восточном склоне горы были когда-то прорублены большие отдушины, и из них свет попадал в жилые пещеры по прямым глубоким каналам. Кажется, мы как раз до них дошли, но сейчас ночь, до утра мы ничего не увидим. Если я прав, то завтра утром нам не придется вставать в темноте. А пока лучше здесь отдохнуть, если удастся. До сих пор нам везло, большая часть темной дороги уже преодолена… Но Морию мы еще не прошли, до Восточных Ворот в мир осталось порядочно.

Ночь путники провели, тесно прижавшись друг к другу, в углу пещерного зала, где было чуть теплее, чем посредине, но все равно холодно; из восточной арки в зал врывались холодные сквозняки. Вокруг них была темнота и пустота, их угнетала громадность высеченного в горе лабиринта, им было одиноко и казалось, что бесконечные черные коридоры и лестницы никогда не кончатся. Самые мрачные слухи, попав в больное воображение, не вызвали бы в нем более удивительной и ужасной картины Мории, чем она сама.

— Здесь, должно быть, когда-то работала уйма гномов, — сказал Сэм. — Трудились как пчелы полтыщи лет, пока все это сделали, — и в такой скале! Зачем? Неужели они жили в этих темных норах?

— Это не норы, — оскорбился гном. — Это великое государство, Гномьи Копи, город Мория! Здесь не было тьмы и страха: свет и роскошь, великолепие подземных залов Мории были известны во всем Средиземье. Такой она осталась в наших песнях.

Гимли вскочил и не то заговорил, не то запел в темноте гортанным голосом, а гулкое пещерное эхо вторило ему:

     Луна была еще без пятен,
     Был молод мир зеленых скал,
     И не было простых понятий,
     Таких, как «камень» и «металл»,
     Когда в прадавнем юном мире
     Гном Дарин встал и шел один,
     И с каждым шагом мир все шире
     Распахивался перед ним.
     Он называл пещеры, камни,
     Пил из неназванных ручьев
     И видел в озере Зеркальном
     Отображение свое.
     Кольцом вокруг чела сияла
     Корона отраженных звезд,
     И удивился гном сначала,
     Но все, что Озеро сказало,
     Потом пророчески сбылось.
     Он Королем воссел на троне —
     Могучий горный Властелин,
     Один из тех, на чьей короне
     Держался древний Гондолин.
     Еще задолго до паденья
     Земных великих королей
     Гном Дарин расширял владенья
     В горах, у самых их корней.
     Сидел он, как поют сказанья,
     В величественном и большом
     Многоколонном тронном зале,
     Где свет алмазы рассыпали
     Под золоченым потолком.
     Не зная, что такое праздность,
     Его народ руду копал,
     Искал бериллы и алмазы,
     Опал и жемчуг добывал;
     Плелись кольчуги, гнулись луки,
     По наковальне молот бил,
     Резец писал, топор рубил —
     Творили чудо гномьи руки.
     На арфах так могли играть,
     Что разговаривали струны,
     А на изделиях писать
     Умели колдовские руны.
     Но ныне музыка молчит.
     Мир посерел, остыли горны,
     Стареют горы и лежит
     Глухая Тень в стране подгорной.
     В пещерах Казад-Дума мрак,
     Под тяжким камнем Дарин спит там,
     И Копи Мории закрыты,
     Но стережет их тайный знак,
     А в черной глади Келед-Зарам
     Корона из алмазных звёзд
     Ждет часа, чтоб проснулся Дарин
     И снова гномий род вознес.

— Вот это мне нравится! — сказал Сэм. — Я бы с удовольствием такое выучил… «В Пещерах Казад-Дума мрак!..» Если подумать про все эти лампы, здешняя темень кажется еще темней. А кучи золота и алмазов здесь до сих пор лежат?

Гимли не ответил. Спев балладу, он больше говорить не желал.

— Кучи драгоценностей? — сказал Гэндальф. — Нет. Орки часто грабили Морию. В верхних залах вообще ничего не осталось. И с тех пор, как гномы ушли, никто не отваживается спускаться в нижние шахты, в сокровищницы и кладовые: часть их затоплена водой, а другие окутаны тенью страха…

128